Последняя Золушка  - Наталья Костина

— Чего… вернется?!

— Кроссовки мои, говорю!

— О господи… при короле хоть от таких выражений воздержись! Ладно, средство передвижения при тебе останется… до утра, а там посмотрим.

— Правда?! И после бала можно будет пого… поездить, да? Я буду себя хорошо вести! Обещаю!

Фея печально смотрела крестнице, резко взявшей с места, вслед.

— Обещает она… Разговаривать не умеет, вести себя не умеет… и даже мотор не прогрела!

Все наши горести и неудачи родом из детства. И еще потому, что у нас слишком хорошая память.

— Ты уродка, — сказала девочка, рассматривая меня и зачем-то скашивая глаза к носу. Тут же я догадалась: это она меня передразнивает. — Тебя никто не возьмет! Таких, как мы, никто не берет. — Она вздохнула. — Как тебя зовут?

— Мирабелла.

— Тебя будут бить. Лучше бы у тебя было другое имя. Тут всех бьют. У тебя есть деньги?

— Нет. — Я смутилась.

— Лучше отдай им сразу. А то они будут бить тебя каждую ночь.

— Но у меня нет денег! — почти закричала я.

Девочка смотрела на меня и равнодушно ковыряла в носу.

— Когда я вырасту, я уйду отсюда, — сообщила она. — Только это будет еще не скоро. Я не хочу с тобой дружить. Потому что, если я буду с тобой дружить, меня тоже будут бить.

— Почему же ты не уходишь? — Я уже плакала и ненавидела, ненавидела сразу всех: и эту сопливую замухрышку, и свою мать — как она посмела умереть и оставить меня совсем одну?! — и тех, кто меня сюда привез, и тех, других, кого я еще не видела, но кто скоро появится и будет меня бить…

— Со мной никто не дружит. — Она исподлобья смотрела, как я плачу, и вдруг сказала: — Не реви. Тут не любят тех, кто ревет. Таких бьют.

— У вас всех бьют! — выкрикнула я. — Ты сама это сказала!

— Да, — подтвердила сопливая неряха. — Всех. Но тех, кто плачет, бьют все время. И они все время плачут. Сколько тебе лет?

— Шесть, — ответила я. Теперь сопли текли у нас обеих.

— А с виду будто четыре. Ты очень маленькая, — сказала девочка. — На, возьми платок. Нам дают бумажные, это дешевле. Меня зовут Алла. Мне тоже шесть. Даже почти семь! У меня есть брат. Только я не знаю, где он. Когда я вырасту, я уйду отсюда и найду его. И куплю себе собаку. Свою собственную собаку, для себя одной. Я буду с ней гулять. Везде. Нас не пускают гулять везде. Я хочу убежать отсюда, чтобы гулять с собакой, где захочу, но отсюда нельзя убегать. Потому что потом наказывают.

— И бьют? — неожиданно спросила я.

— Нет. Наказывают. Не берут потом никуда. Долго. И не дают ничего. Никаких игрушек. И еще запирают в темной комнате. А потом бьют, да. Потому что остальные не любят тех, кто убегает. Они никого не любят. Но я буду любить собаку. А она будет любить меня и никогда не бросит. Я куплю большую собаку. Самую большую. Но она сначала будет маленькая, а потом вырастет. Щенок. У тебя был когда-нибудь щенок?

— Нет, — покачала головой я. — У меня… была мама…

— Щенок… — мечтательно продолжила Алла. — У меня один раз был! Я нашла его на улице, ну, возле гаражей. Там была большая собака, ничья. Она там жила, в дырке. Я сначала долго ходила, потому что она рычала. Носила еду. Тетка часто находила всякое, и я брала для собаки, она не замечала. Она ко мне привыкла, собака. Щенков было много… пять или шесть. Я все время хотела взять одного, но собака рычала. Хотя я ее кормила. Она все равно рычала. И прыгала на меня, когда я брала их на руки. Она была больше меня — вот такая! — Алла показала рукой выше моей головы. — Я хочу большую собаку. Я куплю себе такую, когда уйду отсюда! Но потом она куда-то делась… Я пришла — а собаки нет! И щенков нет! Я села на землю и заплакала. Тогда еще можно было плакать, когда попало. Я плакала, и мне так хотелось, чтобы остался хоть один щеночек! И вдруг он вылез! Он был такой коричневый… как плюшевый мишка! У тебя был когда-нибудь плюшевый мишка?

Я хотела сказать, что был и даже сейчас есть, но не успела ничего ответить, потому что Алла сама говорила как заведенная. Наверное, она долго тут молчала и теперь ей нужно было многое сказать:

— У меня был! Теткин хахаль — это соседка так его называла — хахаль, а вообще он был дядя Боря — принес мне, потому что у меня был день рождения! Тут тоже бывают дни рождения, только это неинтересно. Я сказала, что хочу не медведя, а собаку, но тетка сказала, что собаку нужно кормить, а нам самим жрать нечего. Потому что она еще и меня кормит. И что я свалилась на ее голову. Она всегда это говорила, когда сердилась. А дядя Боря сказал, что у ребенка должно быть детство. И он принес мне медведя, и конфет, и сладкой воды, а тетка рассердилась. Сказала — выкинул деньги на ветер, лучше бы бутылку купил. И они поссорились. Только это опять неинтересно. Да, и я взяла этого щенка на руки, который был как медведь! У него была такая теплая шерсть! И густая-густая! И еще он пах! Как собака, и еще чем-то… И у него был носик и глаза — такие глаза, блестящие, просто как пуговки! Правда! И он меня полюбил, сразу! И я его полюбила! Я его понюхала — и полюбила на всю жизнь!

— Ты принесла его домой? — спросила я.

— Да. Тетки не было — она всегда с утра всякое ходила собирать. И мы со щенком сначала играли, а потом он ко мне прижался и уснул. А я на него смотрела. А потом он проснулся и так… заплакал, да! Тоненько-тоненько! Потому что он был маленький, понимаешь?

— Как мы? — шепотом спросила я.

— Наверное… нет, он был еще меньше. Мы с тобой все понимаем: и что плакать нельзя, а то будут бить, и что у нас где-то есть родные… а он ничего не понимал! Он не знал, где его мама! И что он теперь мой и я тоже буду его любить! Он этого не знал, и он плакал… правда. А потом сделал лужу. Я ее вытерла, потому что я знаю, как ухаживать за собаками! Когда я еще жила с мамой и у нас был телевизор, я видела! Но он все равно плакал, наверное, был голодный. Собака ела все, а ему надо было молока. Он ведь был еще маленький! Я знала, где тетка прячет деньги… я пошла и купила ему. Он остался там, за дверью, и все скреб ее, плакал и плакал… Я долго стояла и все слышала, а потом все-таки пошла. Надо было взять его с собой! Но тогда меня не пустили бы в магазин… и я не взяла.

Она замолчала, а я ничего не спрашивала. Я понимала, что дальше случилось что-то страшное. Наконец девочка Алла заговорила:

— Когда я вернулась с молоком, щенка уже не было. Я… я открыла дверь, а его за ней нет! Никого нет! Только… только запах!

— Может, ты забыла закрыть, — зачем-то спросила я, — и он ушел?

Алла помотала головой:

— Я никогда не забывала закрыть, у меня ключ висел на шее. Никого не было! — выкрикнула она. — Но я же знала, что он был! Хотя тетка пришла и сказала, что я все это придумала!